Можно рассматривать под микроскопом молекулу, проникать в атом и, познав законы компоновки материи, уже только по свойству атома судить о Вселенной. Физикам, к сожалению, уподобляются и социологи. Якобы познав законы общественного развития, они уже относятся к отдельно взятому человеку только как к источнику информации в своих "исследованиях общества".
     Но человек — не атом. У каждого своя судьба, чего не скажешь про частицу материи. И в каждом — своя Россия. И только познав каждого, можно ответить на вопрос: "Что с нами происходит"? А коли задача столь грандиозного обобщения неисполнима, то молодой, начинающий автор нашей газеты пытается более или менее правдиво хотя бы обрисовать одного из себе подобных.
     
     В Теплом стане у автостанции, в подвале девятиэтажки — студия граффити "Блок". Ее организатор Сергей Крахмальский, выпускник МАРХИ, считает себя первым организатором парней с баллончиками спрея— автомобильной краски с распылителем. У него в команде, или на языке граффити — грэве, около пятнадцати "райтеров". На счету "Блока" только в апреле несколько выполненных заказов: роспись бетонной стены у рынка в Конькове, две беседки для барбекю на дачных участках в Деденево, подземная автостоянка в Строгино.
     Сергею двадцать два. Мы сидим в его кабинете-выгородке из фанеры. Подвал достался от отца: когда-то арендовал предок под склад, но после взрывов домов в Москве договор об аренде с торговцем сантехническим оборудованием расторгли. Было распоряжение Лужкова передать такие подозрительные склады под детские учреждения. Вот Сергей и взялся вести здесь художественный кружок.
     Двое парней из двора зацепились на "дамстайле" — самом ярком стиле настенных росписей. Стали учиться всерьез. Другие тоже постоянно наведываются в подвал.
     Для того, чтобы стать своим среди бомберов, а потом создать из них бригаду, Сергей даже сам не раз участвовал с ними в ночных вылазках на "бэф" — это когда на чужой рисунок накладывают свой. Так что он знает жизнь бомберов не понаслышке.
     — Самое веселое в жизни бомберов — сделать "хулкар",— говорит Сергей,— то есть разрисовать один из вагонов электрички от колес до токоприемника. Причем не где-нибудь на запасных путях депо — такой вагон обычно просто не цепляют в состав, до тех пор, пока не закрасят путейской зеленью, а вагон движущейся электрички.
     С десяток бомберов садятся в утреннюю электричку. На первой остановке выскакивают, каждый успевает начать свой участок между окнами. Двое держат двери. Запрыгивают на ходу. На следующей остановке все повторяется. Пока кто-нибудь из бдительных пассажиров донесет машинисту, пока тот сообщит вперед по дороге милиции, мы уже успеваем закончить. Четыре-пять перегонов — и вагон готов. На обратном пути бомбим следующий. И таким образом целый день наш вернисаж демонстрируется всему Подмосковью.
     Во мне тогда еще детство играло. Интересно было бэфить где-нибудь в центре Москвы. Заполночь без шума подскакивали, например, к "Художественному", дожидались за углом, когда уедет ПМГ и за десять— пятнадцать минут бомбили стену, каждый специализировался на своем фрагменте. Я брал на себя фэйс, а туловище и все остальное "жгли" мои ученики. У каждого в руке по баллону спрея. Шипенье стоит страшное, туман аэрозольный — не продохнуть, в глотке першит, но у нас принцип: без респираторов.
     — Романтика ночных улиц? Игра с властью в кошки-мышки? Мелкое хулиганство? Или самовыражение? Как это ты для себя объясняешь?
     — Если бы не элементы художества, тогда, конечно,— вандализм и точка. Но дело в том, что ребята все-таки рисуют. Публикуются таким образом. Реализуют свое право видеть город, в котором живут, таким, каким бы он им нравился, где бы им было хорошо. Граффити во всех городах мира как бы создают обои города. Ну почему можно огромные торцы многоэтажек заклеивать "Мальборо" или лепить на них бездарную фабричную мозаику, а наши оригинальные композиции нельзя.
     — Кстати, Лужков запретил эти "Мальборо".
     — Но он и нас гоняет. Осенью Мосгордума приняла Закон " О вандализме". По этому закону разрисовывание стен — уголовщина. До трех лет лишения свободы. По сути, он нас со скинхэдами сравнял.
     — На скинов подействовал накат. Не высовываются уже полгода. А как будут граффити реагировать?
     — Хорошие бомберы перейдут в райтеры, то есть легализуются в таких клубах, как наш "Блок", а отвязанные продолжат бэфить еще круче.
     — Если я правильно понял, они легализуются под твоим крылом, окультуриваются художественно и встраиваются в презренную коммерцию.
     — Да. Происходит сепарация ребят. А чего плохого в коммерции? Ею сегодня все охвачены, не только райтеры. Думаете, бомберы бескорыстны? Конечно, нет. Только у них источники финансирования сомнительные. Там наркота замешана, проституция. В Свиблово есть стена заводская вдоль Яузы, с километр длиной. Там весь северо-запад тусуется. И под граффити шифруются объявы на "травку" и "герыч". Если вы отойдете подальше и внимательно присмотритесь с проезжей части, то в рисунке обнаружите и телефон для снятия малолеток. Язык граффити уже знают многие, кто интересуется дешевыми наркотой и съемом.
     — А вы, райтеры, как бы порядочные и у вас другие заказчики. Кто они?
     — Во-первых, это владельцы коттеджей в Подмосковье. С легкой руки Александра Паникина, был такой фабрикант в Замоскворечье, к сожалению безвременно скончался, пошла мода на граффити у богатых дачников. Паникину лично я расписал усадьбу под Клином. Потом в одном глянцевом журнале снимков десять появилось этого поместья с моими работами. На меня стали выходить заказчики.
     Потом еще из салонов красоты к нам обращаются. Сейчас этих салонов чуть не в каждом квартале. Особенно любят стиль граффити владельцы массажных кабинетов.
     — Какое падение! Из бомберов, из вольных ночных птиц — в душные подвалы массажисток, в крысятники, можно сказать.
     — Во-первых, это путь любого прикладника. Во-вторых, бомбисты вечны, как уличная молодость.
     Теперь, глядя из окна автобуса на разрисованные стены, я несколько больше понимаю эту уличную молодость, к которой сам уже никогда не буду причастен.омберы и райтеры